И статуи владык — и статуи Христа — в сверкании колонн поникшие по нишам. Не зря ты город львов. Твой лик жесток и пышен. Грозны твои кресты. Державна красота.
И людно, и светло — а я один в тоске, вишь. Мир весел и могуч — а я грущу по нем. Да брось ты свой венок, дай боль твою, Мицкевич, неужто мы с тобой друг друга не поймем?..
О бедный город лир, на что мне твой обман? Враждебной красотой зачем ты нас морочишь? Я верен нищете прадедовских урочищ. Мне жаль твоей судьбы, ясновельможный пан.
Ты был милей в те дни, когда ты был горбат и менее богат, но более духовен. Есть много доброты в тиши твоих часовен. Лесисты и свежи отрожия Карпат.
По бунтам и балам, шаля, пропрыгал юность, сто лет сходил с ума по дьявольским губам,— и бронзовый Иисус уселся, пригорюнясь, жалеть, а не судить поверивших в обман.
Как горестно смотреть на кровли городские. Я дань твоим ночам не заплачу ничем. Ты праздничен и щедр — но что тебе Россия? Зачем ты нам — такой? И мы тебе — зачем?
Твои века молчат. Что знаю я — прохожий, про боль твоих камней, случайный и немой? Лишь помню, как сквозь сон, что был один похожий, на косточках людских парящий над Невой.
Так стой, разиня рот, молчи, глазами хлопай. Нам все чужое здесь — и камни, и листва. Мы в мире сироты, и нет у нас родства с надменной, набожной и денежной Европой.
no subject
Date: 2011-05-05 05:33 pm (UTC)уверен что он вам понравится )
Львов
Борис ЧИЧИБАБИН
И статуи владык — и статуи Христа —
в сверкании колонн поникшие по нишам.
Не зря ты город львов. Твой лик жесток и пышен.
Грозны твои кресты. Державна красота.
И людно, и светло — а я один в тоске, вишь.
Мир весел и могуч — а я грущу по нем.
Да брось ты свой венок, дай боль твою, Мицкевич,
неужто мы с тобой друг друга не поймем?..
О бедный город лир, на что мне твой обман?
Враждебной красотой зачем ты нас морочишь?
Я верен нищете прадедовских урочищ.
Мне жаль твоей судьбы, ясновельможный пан.
Ты был милей в те дни, когда ты был горбат
и менее богат, но более духовен.
Есть много доброты в тиши твоих часовен.
Лесисты и свежи отрожия Карпат.
По бунтам и балам, шаля, пропрыгал юность,
сто лет сходил с ума по дьявольским губам,—
и бронзовый Иисус уселся, пригорюнясь,
жалеть, а не судить поверивших в обман.
Как горестно смотреть на кровли городские.
Я дань твоим ночам не заплачу ничем.
Ты праздничен и щедр — но что тебе Россия?
Зачем ты нам — такой? И мы тебе — зачем?
Твои века молчат. Что знаю я — прохожий,
про боль твоих камней, случайный и немой?
Лишь помню, как сквозь сон, что был один похожий,
на косточках людских парящий над Невой.
Так стой, разиня рот, молчи, глазами хлопай.
Нам все чужое здесь — и камни, и листва.
Мы в мире сироты, и нет у нас родства
с надменной, набожной и денежной Европой.